Это абсолютно авторское кино. Воля режиссера довлеет над всем — кажется, что ни одного лишнего плевка актеры не совершают без его ведома. Посему и говорить о чьей-то выдающейся игре нелепо — пожалуй только Голубенко в роли Араты Горбатого запомнился единственным дьявольским глазом. Эдакий антагонист Руматы — у благородного дона божественный «третий глаз» во лбу сверкает, а у «короля нищих», впрочем, как и у всех в Арканаре, — видимая недостача, увечье, прореха. Та же прореха — и в их душах, отсутствие духовного глаза.
Герман снял абсолютно метафизическое кино. Зрители, которые видят на экране одну только грязь (сопли, слюни, фекалии, мочу), ничего не видят. Перед нами не грязь, а чистая метафора (точнее, гипербола) — вот что выделяют люди, если не умеют «выделять» мысли. Сопли и фекалии — это содержимое внутреннего мира таких людей. Присмотритесь вокруг — наверняка вы знаете подобных персонажей. У одних в голове — деньги и карьера, у других — шмотки и гаджеты, у третьих — пиво и футбол. На языке высокой культуры это называется — моча и говно. Герман вывернул наизнанку таких людей — вот отчего им трудно смотреть фильм, подсознательно там себя узнавая.
Двадцать лет Румата провел среди полулюдей-полуживотных — стоит ли удивляться, что «заразился» от них? Равнодушием, гнилым духом, мелочностью, презрением к ближнему. Среди ослов нетрудно быть богом — человеком всяко труднее. Потому что человек — это не тот, кто что-то доказывает другим (оставим чудеса богу), а тот, кто всё доказывает себе. Выпустить кишки Рэбе и присным — поступок куда благороднее, чем коллекционировать уши своих противников. Ибо что с ушами, что без них — они все равно ничего не слышат. Бывает, что целые поколения ничего не слышат, не внемлят истине — тогда богом становится тот, кто сметает их с пути истории. Ради следующего поколения. И так далее — пока не придут слышащие.
Фильм по сравнению с книгой — словно мудрость старца рядом с наивностью юнца. Стругацкие придумали хорошую идею (усугубить средневековье и запустить туда благородного прогрессора), но реализовать как следует ее не смогли. В повести посланцы Земли слишком организованны и могущественны, а их «подопытные» слишком темны и слабы — сразу же возникает закономерный упрек: зачем делать Румату сотоварищи приближенными к сильным мира сего, если можно сделать их сразу полноценными властителями — королями, монархами? Тогда и Возрождение, и Просвещение будут на расстоянии одного поколения — Петр Первый тому порукой. А так — буря в стакане воды получается.
Герман дает свой ответ на этот «водный» вопрос. В его Арканаре люди ничего не значат — значит среда. Серый туман, дождь, всевозможные жидкости, жижа — это категории не реальности, но метареальности, те субстанции, из которых еще не выделилось собственно человеческое, еще не обрело форму идей, еще не стало самосознанием. Мы словно в утробе разума, с удивлением и некоторым отвращением разглядываем сморщенного, плавающего в околоплодных водах эмбриона, который еще не cogito, а значит и не sum. Растворяются в этих дорациональных субстанциях, как в кислоте, и просвещенные души землян — они обречены, как был обречен бог, однажды явившийся к простым людям на землях Палестины.
Простота — она ведь хуже не только воровства. Особенно простота «первичного бульона». Тысячи лет нужно вариться человечеству, чтобы сварить какой-никакой супец. Тысячи примитивных жизней — в надежде, что сварится что-то стоящее. Тысячи поколений — пока кто-то не произнесет вдруг: «Гул затих. Я вышел на подмостки…» Тогда всё. Смерти не напрасны. Кровь не впустую. Сопли и фекалии больше не пачкают. Впереди свет Бога, которого создали сами люди. Культуры. Падите же на колени. Ибо это — единственная вечность, единственная сила, единственный бог. Быть которым — труднее всего…
Комментариев нет:
Отправить комментарий